Протоиерей Троицкого собора г. Александрова Николай (Харьюзов)
Начало жизни
28 ноября
Достигнув 8-ми лет, в 1909 он поступает Ишимское
духовное училище, успешно окончив которое в 1913 году, продолжает образование в
Киевской духовной семинарии. Как мальчик из Вологодских краёв оказался в Киеве,
нам неизвестно, но, вероятно, его принял кто-то из родственников. Семинарию
Николай закончил в революционном 1917 году.
Имея склонность к словесным наукам, в 1918 году Николай
Харьюзов поступил на историко-филологический факультет Киевского Университета, три
курса которого закончил в 1921 году. В обстановке царившего вокруг хаоса и
войны государственных экзаменов в то время не было.
В июне 1921 года Николай
получил работу в селе Косеново Тальяновского р-на Киевской области, где стал заведующим
детской площадкой. Осенью 1921 года он был переведен на должность секретаря
рабоче-крестьянской инспекции Тальяновского района.
С начала 1922 года поступил в семилетнюю школу с.
Роги Уманского уезда Киевской губернии[2] учителем
русского языка и литературы. В этом селе он обрёл спутницу жизни - супругой
Николая Харьюзова стала дочь священника Иоанно-Богословской церкви Леонтия
Степановича Гримальского Надежда, родившаяся в 1899 году.
На пути церковного служения
В то время, когда усилились гонения на Церковь,
когда сан священнослужителя делал его носителей исповедниками, когда лишениям
подвергались их семьи, Николай Харьюзов с решимостью и мужеством вступил на
путь своих предков и стал служителем Алтаря.
7 августа
Вскоре, 27 августа
В этом же году в семье родился сын, названный, как и
отец, Николаем[3].
В 1924 году иерея Николая перевели к церкви
Рождества Богородицы с. Помойник Маньковского уезда Киевской губернии, в 1925 году - к Рождественскому
храму местечка Буки.
В
В
В 1935 году у Харьюзовых родилась дочь Тамара[4].
Гонения за веру
14 сентября 1937 года
был арестован отец иерея Николая протоиерей Александр Харьюзов, служивший в селе
Зюзино Ленино-Дачного (бывшего Царицынского) района под Москвой, и вскоре
приговорен к 10-ти годам заключения. Вняв мольбам матери, отец Николай сразу же
попросил у священноначалия перевода на место отца, к церкви Бориса и Глеба в
Зюзино[5], и уже
в сентябре поселился в сторожке при храме. Сумев быстро организовать прихожан,
он создал церковный совет, получил разрешение на открытие церкви и начал совершать
богослужение.
У озлобленных
борцов с религией и Церковью это вызвало ярость и немедленные активные
действия: полетели доносы в НКВД, прилагались все старания, чтобы за осужденным
отцом последовал и сын. Не прошло и двух месяцев, как 28 ноября 1937 года в 8
часов утра Н.А. Харьюзов был арестован Ленинским РО УНКВД МО для привлечения в
качестве обвиняемого по ст. 58 п.10 УК за проведение активной
контрреволюционной деятельности среди населения. В его доме произвели обыск.
Отец Николай был
заключен в Таганскую тюрьму и на следующий день допрошен. Виновным в
предъявленном обвинении он себя не признал.
Всё обвинение было построено на свидетельских
показаниях двух колхозников - жителей села. Следователь записал якобы слышанные
ими от отца Николая среди верующих слова:
«Коммунисты стали как звери, не
считаются ни с чем, даже и с возрастом, арестововают всех наподряд винных и
безвиннных кого только вздумают, но это им даром не пройдет, царствованию
ихнему скоро будет конец, за границей видят как они издеваются над трудовым
народом, оне помогут провославным освободиться от проклятых коммунистов».
«На селе кругом вопль и стон, антихристы
коммунисты разоряют страну, издеваются и расстреливают лучших людей. Но это им
даром не пройдет, все православные должны сплотиться вокруг церкви Божьей и действовать за едино».
«Коммунисты ни за что судят и сажают в
тюрьмы лучших людей, ни с чем не считаются, вот у меня забрали отца и не
смотря на его старость все же посадили,
вот вам и Сталинская конституция, вот вам и «свобода»».
«Терпите православные, скоро конец
придет вашему терпению, будет война, всех коммунистов уничтожат».
Все эти высказывания были охарактеризованы как
контрреволюционная агитация пораженческого характера, и следственное дело № 8253 по обвинению Харьюзова Николая
Александровича было в начале декабря передано на рассмотрение Тройки при управлении
НКВД МО.
7 декабря 1937 года Тройка при УНКВД ССР по Моск.
области постановила: Харьюзова
Николая Александровича заключить в исправтрудлагерь сроком на десять лет,
считая срок с 26.11.37г.
Для отбывания наказания
отец Николай был отправлен в Бамлаг.
В лагерях
В том же
Уссурийском крае, осужденный чуть ранее, в октябре 1937 года, к 10-ти годам
лагерей, оказался в то время и дядя иерея Николая – 60-тилетний отец Леонид
Харьюзов. Уже находясь в Бамлаге, он был ещё раз арестован и приговорен к
расстрелу. Земная жизнь его завершилась 5 июля 1938 года. Находясь неподалеку, отец Николай об этом не знал, как
не знал и о том, что отец его, протоиерей Александр Харьюзов, осужденный на 10
лет вместе с братом, был расстрелян 9 января 1938 года по приговору
Новосибирской Тройки УНКВД. Мученически закончилась жизнь и
тестя отца Николая - протоиерея Леонтия Степановича Гримальского, служившего
после ареста зятя на его приходе, в церкви села Гжель и заботившегося о семье
своей дочери Надежды. Приговоренный к высшей мере наказания, он был расстрелян
26 февраля 1938 года на полигоне Бутово под Москвой, а в наши дни прославлен
Церковью как священномученик.
О лагерной жизни
отца Николая известно не много: испытал он тяжелый, особенно для его больного
сердца, труд на общих работах, был бригадиром, техучётчиком. В надежде на
изменение приговора спустя полтора года, в марте 1939 года, находясь в 1-м
отделении Бамлага, на ст. Б.Невер п/о Тында, заключенный Н.А. Харьюзов отправил
заявление о пересмотре дела на имя председателя Совнаркома ССР В.М. Молотова. В
нём он признает, что единственным его
«преступлением» было сожаление об аресте отца. «Лишь величайшая вера в то, что в моем деле
восторжествует социальная справедливость, что дело мое или же будет
пересмотрено, или же передано, по новому Закону о судопроизводстве, в суд —
заставляет меня быть морально спокойным и выдержанным, хотя физически я обречен
медкомиссией от 25.02.39г. на «слабый труд», - писал отец Николай.
13 сентября дело
было принято к пересмотру.
4 сентября того же
1938 года супруга отца Николая, Надежда Леонтьевна отправила заявление Наркому
Внутренних Дел Берии:
«… За что арестован
мой муж я не знаю. Никогда он никакой антисоветской работой не занимался, не
был ни близок, ни знаком с каким-нибудь врагом народа.
Никакого суда не
было и не дали никакой возможности ему доказать неправоту возведенных на него
обвинений. Вот уж скоро 2 года как я добиваюсь правды, и нигде не могу ее
найти. У меня двое детей и инвалидка мать 72 лет, а я сама совершенно инвалид
по здоровью, перенесла три операции труднейшие. Сын 16 лет, он должен учиться и
помогать мне, это ему не под силу. Дочь четырех лет, конечно, не помощница, а
мать тем более. Кроме того что без вины страдает мой муж, и на мне с детьми
лежит не заслуженное нами пятно. Прошу Вас, пересмотрите дело моего мужа и
вынесите правдивое решение по его делу.
Вместе со своим
заявлением прилагаю заявление мужа, полученное с места заключения по почте».
19 декабря отец
Николай пишет заявление в адрес Начальника НКВД по Московской области, как
всегда, эмоциональное и литературно изложенное:
«…Как свой арест,
так и предъявленное мне обвинение в контрреволюционной агитации я считаю
результатом политической мнительности, если не политического шантажа, ибо
обвинительный материал настолько незначителен по своей юридической определенности
и настолько мелок по своей сущности, что, в связи с 10-ю годами лишения
свободы, вызывает полнейшее недоумение и заставляет предполагать, что авторы
приговора задались целью дискредитировать Советский суд и основы Сталинской
конституции.
В самом деле, в
качестве единственного доказательства моей контрреволюционной агитации какое-то
заявление совершенно неизвестной мне женщины о том, что я, якобы, публично, за
столом, высказывал сожаление об аресте своего отца. И только, больше ничего!
Мои объяснения, требование очной ставки,
требование соблюдения самых элементарных правил судопроизводства — все это
выслушивалось со снисходительной усмешкой и только. Что я сожалел об аресте
своего отца, я не отрицаю и сейчас, но чтобы из этого простого и естественного
сыновнего сожаления создавать факт контрреволюционной агитации, то для этого
нужна своеобразная логика. Других обвинений мне предъявлено не было. Виновным
себя я, конечно, не признал.
И только
уверенность в конечной победе социалистической справедливости, уверенность в
том, что рано или поздно, но
восторжествует социалистическая Законность — давала мне силы переносить свое
заключение и честно относиться к труду и на общих работах, и в качестве
бригадира, техучетчика и т.п.
Да, я был
служителем культа, но это не значит, что я был врагом своей Родины, был
изменником своего Социалистического Отечества, успехи которого из года в год я
видел воочию. Я не занимался никогда и никакой контрреволюционной агитацией. Об
этом могут подтвердить все знающие меня даже и по Щелковскому р-ну, где я
прожил 6 лет.
Я прошу Вас, гр.
начальник, рассмотреть мое дело и, или же прекратить его за отсутствием
доказательств, или же дать мне возможность через суд доказать свою правду, свое
неучастие в контрреволюционной агитации. Этим самым, Вы гр-н начальник, лишний
раз дадите мне и моей семье возможность
увериться, что Основы Советской Конституции незыблемы и что Суд
Социалистического Государства — суд беспристрастный и более гуманный, чем суды
всех остальных стран и государственных систем».
Пересмотр дела
В ходе следствия,
произведенного осенью 1939 года при пересмотре дела, были допрошены люди,
знавшие отца Николая по селу Зюзино, в том числе члены сельсовета и свидетели,
дававшие показания в 1937-м году. Все они показали, что антисоветских
высказываний и вообще бесед на политические темы от него не слышали. Как же они
подписали тогда иные показания? Объяснение было дано: «К показаниям я
подписался потому, что мне их не зачитывали и я не знал, что там было записано.
И я сам не читал, разобрать не могу»; «К показаниям я подписалась потому, что
мне то, что записано и прочтено сейчас, так не зачитывали».
Но следователем было выяснено, что священник
Харьюзов знает несколько иностранных языков, а один из новых свидетелей,
бухгалтер совхоза, приставленный в 1937 году сельсоветом следить за священником,
показал, что видел, будто посещавшая с экскурсией церковь некая иностранка
(бывшая графиня) якобы передала что-то отцу Николаю. Кроме того, он слышал, как
«Харьюзов после приезда в с. Зюзино заявил, что он приехал продолжать дело
отца». Отец же его – протоиерей Александр Александрович «ранее был арестован за
активную контрреволюционную деятельность среди населения, имел связь с
иностранцами и подозревался в шпионаже». «Учитывая, что осужденный Харьюзов
Николай Александрович выходец из социально-чужой среды (служитель рел. культа)»,
УНКВД посчитало всё вышесказанное достаточным, чтобы принять решение об
оставлении приговора в силе.
Отправил дело на
дополнительное расследование и.о. прокурора Ленинского района Костюк, посчитав,
что показаний свидетелей недостаточно для изобличения осужденного Харьюзова в
шпионаже и контрреволюционной деятельности. Впрочем, и он согласился с тем, что
«Харьюзов по своему происхождению является социально опасным элементом для
общества и поэтому освобожденным из-под стражи быть не может до полного
расследования его дела».
В ноябре Раменский
райотдел НКВД начал допрашивать новых свидетелей – жителей села Жигалово, в
котором отец Николай прослужил до ареста несколько лет. Некоторые из них пели в
то время на клиросе. Большей частью показания были нейтральными: в них
описывалось, как Николай Александрович (так называли жители села священника),
играл с детьми и молодежью в футбол, в городки и теннис, уделял много времени чтению
художественной и философской литературы. В политике при беседах он держался
неопределенной стороны, и они не могли точно сказать, за или против советской
власти он был.
Но следователю
удалось найти двух жителей Жигалова, давших нужные показания: «Мне самому лично
в
На этом основании 3
декабря 1939 года постановлено было отказать в ходатайстве «Харьюзова Н.А…. как
а/с человека, который проводил подрывную работу в колхозе, разлагал дисциплину
в колхозе и вел к-р агитацию против колхозного строительства, … будучи
враждебно настроенным к Сов. власти проводил контрреволюционную деятельность».
Приговор Тройки УНКВД от 1937 года был оставлен в силе.
Еще один раз,
находясь в Онежском отделении Сороклага в апреле 1940 года, отец Николай подает
жалобу на имя Наркома Внутренних дел, в которой пишет: «Виновным я себя не признавал и не
признаю. И юридически и фактически моя вина не доказана. Я - жертва
политической мнительности людей не в меру усердных.
Кто меня судил? Люди,
которые своими огульными сроками только дискредитировали органы НКВД. Этих
людей уже нет, они разоблачены и сами сидят в лагерях…
Самым фактом
ликвидации тройки доказана несостоятельность моего осуждения на 10 лет».
Ответа на эту
жалобу не последовало.
В августе 1941 года
заключенный Харьюзов Н.А. был переведен в Ягринлаг в город Молотов, откуда в 21
ноября 1943 года согласно решению Архангельского обл. суда был по болезни
освобожден досрочно.
Возвращение
3 декабря 1943 года
отец Николай вернулся к своей семье, находившейся с начала 1942 года после эвакуации
из Москвы в селе Жердевка Жердевского района Тамбовской области, и жил там до
25 декабря. С 26 декабря того же года до марта 1944 года проживал в Загорянке,
Щелковского р-на Московской области, временно прописавшись у дальней
родственницы. Все это время он болел и находился на иждивении родственников, не
имея возможности получить место церковного служения.
В начале 1944 года отец Николай приехал в Москву и
обратился за помощью к знавшему его как священника по совместной работе с 1935 по 1937
год секретарю Московской епархии
протоиерею Сергею Даеву, который и попросил митрополита Николая (Ярушевича)
дать иерею Николаю Харьюзову место служения в Московской области.
В марте 1944 года отец Николай был назначен
настоятелем Михайловской церкви села Загорново Московской области.
В
С 1945 года отец Николай Харьюзов становится
постоянным литературным сотрудником Журнала Московской Патриархии.
В
Бесстрашное служение
Служение протоиерея Николая в Загорнове отличалось
большой смелостью для того времени.
Им проводилась
реставрация как икон внутри церкви, так и росписей снаружи, что воспринималось властями как намеренные
действия для того, чтобы привлечь в церковь большее число верующих.
Неоднократно совершались в 1945-46 годах в Загорнове
привлекавшие множество молящихся торжественные соборные богослужения, на которые
отец Николай приглашал других священников. Противники веры считали, что
священник устраивает их специально для отвлечения колхозников от работы в
колхозах.
Непримиримым врагом протоиерея Николая стал директор
сельской школы, которому, когда тот осенью 1946 года копал картофель на своем
участке, священник заявил: «До чего
унизили у нас при советской власти учителя, даже директор школы занимается
рытьем картофеля, советская власть не проявляет заботы об учителях, материально
их плохо обеспечивает».
В декабре 1946 года
в Загорновской школе состоялось собрание учителей школы совместно с сельским
активом о международном положении. Отец Николай пришел на него без приглашения.
В противовес словам докладчика о том, что церковь являлась в своей основе, а
особенно в последние годы реакционной, священник поднялся с места и выступил
перед присутствующими с заявлением о том, что Православная Церковь не является
реакционной, мероприятия её нужно проводить и поддерживать.
Ежегодно перед
началом учебного года отец Николай служил 29 или же 30 августа молебны для
школьников и причащал детей. В церковь собиралось
до 200 учащихся начальных классов Загорновской, Сафоновской и Старковской школ.
В проповедях перед детьми священник говорил том, чтобы школьники слушались
учителей, родителей, посещали церковь и не забывали Христа.
Получения
каких-либо указаний или разрешений от властей на проведение таких молебнов он
не считал нужным, так как проводил их на основании церковной практики и богослужебного
устава. После совершения молебна среди многих школьников распространился слух,
что в школах будет введен урок Закона Божия и преподавателем этого предмета
якобы будет отец Николай Харьюзов.
В 1949 году
директор Загорновской школы попытался противодействовать привлечению детей к
вере, и в день молебна 30 августа организовал детский утренник в школе. В
церкви были ученики только Сафоновской и Старковской школ. Энергичного
священника это не смутило: 3 сентября отец Николай отслужил для детей повторный
молебен.
В первых числах мая 1948 года при
проведении кампании по подписке на гос. заём, протоиерей Николай на просьбы
председателя Загорновского с/с Демичева В.Т. об увеличении суммы подписки
сказал: «подписываться на заём я больше не буду, пусть подписываются работники
сельсовета, они обязаны поддерживать мероприятия Сов.власти, я же поддерживать
эти мероприятия не буду».
В июне 1948 года протоиерей Николай
произнёс проповедь на похоронах члена партии председателя колхоза А.П. Филипповой,
отмечая, что она в последние дни жизни стала верующей и всем необходимо
следовать её примеру.
В сентябре 1948г. ревностный священник обошёл все дома в деревне Литвиново, служа молебны, несмотря на то, что по указанию исполкома Раменского Райсовета депутатов ему было это запрещено в связи с эпидемией инфекционных заболеваний. Вызванный председателем Загорновского сельсовета, отец Николай заявил, что решению Исполкома Райсовета он подчиняться не будет.
Всё это
происходило во время, когда назревали повторные репрессии против священнослужителей,
и отец Николай не мог не попасть под прицел органов ГБ. В конце 1948 года к
нему был приставлен секретный осведомитель Ш., работавший учителем в местной
школе и бывший классным руководителем дочери отца Николая Тамары. Он
неоднократно посещал священника дома, вызывал его на провокационные беседы,
просил почитать религиозную и философскую литературу, якобы нужную ему для
обучения в пединституте. Материала для написания показаний было у него немало.
Второй арест
12 ноября
Шесть раз - 13 и 26 ноября, 8, 12, 28 и 30 декабря
отец Николай был допрошен, с двумя свидетелями была проведена очная ставка. К
делу были приобщены также показания двух секретных осведомителей – учителя и
бывшего уголовного заключенного.
На допросах отец Николай не отрицал, что
высказывался «о том, что в 1937 году людей сажали в тюрьмы без суда и следствия
и в заключении погибло очень много невинных людей»; «о Загорновском колхозе,
где колхозникам жить тяжело, так как они уже несколько лет на трудодни ничего
не получают, к тому же их обложили непосильными налогами, что они даже продают своих последних коров»; «что у нас
коммунизм у отдельных лиц принимает форму религии, заставляют верить в
несуществующее будущее, в стране демократии настоящей нет, нет свободы слова,
печати»; «в разговоре по поводу постановления партии и правительства о лесозащитных
насаждениях в нашей стране - о том, что
лесозащитные полосы являются не новостью, что Америка этим занимается уже
давно. Для примера показывал иллюстрации из американского журнала «Америка»;
критиковал мичуринское учение; положительно отзывался
о Бердяеве, как о хорошем публицисте и литераторе своего времени.
Все эти высказывания были оценены как антисоветские,
показаний свидетелей было достаточно, и 30 декабря 1949 года следствие было
закончено. Виновным в
антисоветской агитации себя отец Николай не признал.
Суд человеческий
31 декабря 1949 года было вынесено обвинительное
заключение по обвинению
Харьюзова Николая Александровича по ст. 58-10 ч.1 УК РСФСР. В нём указывалось,
что «будучи враждебно настроенным к Советской власти, Харьюзов на протяжении
1947-49 гг. при исполнении им религиозных обрядов, а также в частных беседах со
своими знакомыми проводил антисоветскую агитацию провокационно-клеветнического
характера:… клеветал на советскую действительность и условия жительства
советского учителя; высказывал клеветнические
измышления на коммунистическую партию, на руководителей ВКПб и
советского правительства, на условия трудящихся в Советском Союзе, на колхозный
строй, восхвалял условия жизни рабочих в капиталистических странах…». «Кроме
того, Харьюзов перед началом учебного года систематически проводил специальные
молебны для школьников, на которых призывал детей посещать церковь, а также
устраивал церковные службы в период полевых работ в колхозах, отвлекая таким
образом верующих колхозников от работы».
Следственное дело
№1046 по обвинению Харьюзова Николая Александровича через прокурора Московской
области было направлено на рассмотрение Особого Совещания при МГБ СССР, которым
он 22 февраля
После осмотра врача, признавшего у отца Николая
заболевание сердца и рекомендовавшего легкий труд, ему было предписано: «годен
к физическому труду».
17 марта Н. А. Харьюзову был выдан наряд в Волголаг,
под город Щербаков[6]
(Рыбинск) Ярославской области.
Надежда
Вскоре отец Николай подал заявление о пересмотре
дела. В августе 1950 года в пересмотре решения было отказано. Но осужденный
священник не терял надежды и неоднократно подавал жалобы
в ОСО, Верховному Прокурору ССР, в Министерство Госбезопасности. Вот
некоторые цитаты из них:
«Виновным я себя не признал и на
следствии, не признаю и сейчас. Скажу больше, следствие так же не доказало моей
виновности. И это для меня не понятно. Правда, следователь мне довольно цинично
заявил: «тот, кто к нам попадет — конченый человек и ему никто и ничто не
поможет»...
...Обвинительные
материалы настолько смехотворны и бездоказательны, что только цинизм и
беззастенчивость следователя позволили из него «состряпать» некое подобие
обвинения.
В чем сказалось
нарушение Сов. законности в моем деле?
1. Совершенное
нежелание след-ля считаться с моими объяснениями.
2. Предварит. оформление
материалов очной ставки и «обработка»этого свидетеля.
3. Абсолютно никто
не высказывался из тех лиц, которые могли бы быть свидетелями с моей стороны.
4. Нежелание вникнуть
в те противоречивые и безграмотные данные, какие представлялись свидетелями
обвинения.
5. Все мои свидетели обвинения никаких,
кроме служебных и официальных отношений со мной не имели, двое из них мне вообще
неизвестны…
Следователь не раз
подчеркивал, что я все равно сяду, ибо я т.н. «повторник» (был судим тройкой
НКВД по Моск.обл. в 1937г.при Ежове). «С такими как вы, говорил он мне, мы не
церемонимся»…
Осудил меня орган,
который меня не видел, которого я не видел и которому не мог сказать что либо в
свое оправдание…
Я хочу не помилования, а справедливости. Хочу
или пересмотрения моего дела и отмены приговора, или же, если я по каким либо
государственным соображениям, должен быть временно изолирован, то дать мне
право выехать в определенное место и там свободно работать. Я знаю, что и как
гражданин, и как священник всегда принесу пользу для укрепления и процветания
нашей Родины...
Я жду и надеюсь на
справедливое решение моего дела. А пока свой арест и наказание (несоизмеримое
вине!) я считаю не проявлением бдительности, а — мнительности или, даже,
вредительства.
Николай
Александрович Харьюзов»
Писала и мать отца
Николая, 73-хлетняя Лариса Флавиановна заявление в МВД: «слезно умоляю, верните
мне моего сына, хотя бы я могла последние дни моей жизни прожить спокойно и
умереть».
После обращения
священника в Совет по делам РПЦ и Святейшему Патриарху Алексию I 24 ноября 1953 года дело было направлено
на пересмотр, правда, в удовлетворении было отказано.
На все жалобы - Генпрокурору,
в Комиссию по пересмотру дел осужденных за к/р преступления - отец Николай
получил отказ.
25 декабря
Реабилитация
После освобождения
отец Николай стал добиваться пересмотра приговора 1937 года. На этот раз –
успешно.
В феврале 1956 года
Зам. Генпрокурора СССР Д. Салин, пересмотрев дело, признал, что «осуждение
Харьюзова за проведение антисоветской агитации не может быть признано
правильным», и подал протест в Московский
Областной суд. Его Президиум 7 марта
В 1957 году по ходатайству отца Николая было подано на
пересмотр дело 1949 года. Допрошены новые свидетели - прихожане Загорновской
церкви, которые характеризовали его как хорошего человека и священника,
проповедовавшего по Евангелию и ничего не говорившего против партии и
правительства. 22 июля
1957г. был допрошен и сам отец Николай.
Прокурор Московской области Марков
признал, что предъявленное Харьюзову обвинение не доказано, и постановлением
президиума Моск. обл. суда от 7 марта 1958 года постановление Особого совещания
при НКВД СССР от 22.02.1950 года было отменено, а дело за недоказанностью
обвинения производством прекращено.
На Владимирской земле
Освободившись из заключения в конце 1955 года,
протоиерей Николай сразу же начал искать возможность вернуться к церковному
служению и обратился к епископу Владимирскому и Суздальскому Онисиму (Фестинатову)
с просьбой принять его в клир.
С 4 января по 1 февраля
Решался вопрос: получит ли протоиерей Николай
регистрацию от властей, без которой невозможно было церковное служение.
Уполномоченный Совета по делам РПЦ при Совете Министров по Владимирской области
И.И. Мирский 14 января 1956 года отправил запрос на место предыдущего служения
священника. В характеристике, данной о. Николаю Уполномоченным по г. Москве и Моск. области А. Тушиным от 20
января
«В
Харьюзов по натуре очень хитрый и не искренний
человек. Будучи настоятелем церкви села Загорново старался всеми мерами
активизировать церковь и распространить ее влияние на окружающее население, а
особенно на молодежь. На селе старался взять под свое влияние председателя
колхоза и некоторых работников сельского Совета.
Дважды в селе Загорново собирал группу детей и среди
них распространял религиозную пропаганду».
Милостию Божией, несмотря на столь нелестный отзыв,
протоиерей Николай Харьюзов всё же получил регистрацию во Владимирской области,
и с тех пор его служение проходило в храмах Владимирской епархии.
С 10 февраля
14 марта
С 12 августа 1957 года назначен благочинным
Киржачского округа.
В 1958 году протоиерей Николай был награжден
Святейшим Патриархом Алексием I наперсным крестом с украшениями.
15 июля 1959 года для пользы службы Церкви перемещен
архиеп. Онисимом священником к Воздвиженской церкви г. Вязников. Перевод из
Александрова очень расстроил отца Николая, и он попросил освобождения за штат,
которое и получил 20 июля 1959 года.
Но жизнь без богослужения была для него немыслима, и
вскоре, смирившись в волей Архипастыря, протоиерей Николай вновь вернулся к
священнослужению и был 5 октября 1959 года назначен вторым священником
Христорождественского собора г. Коврова, где зарегистрирован 18 ноября.
Обстановка на приходе была морально тяжела для отца Николая, но утешением для
него были любовь и уважение верующих.
23 октября 1961 года перемещен архиеп. Онисимом для
пользы службы священником кладбищенской Князе-Владимирской церкви г. Владимира.
В это время в течение полутора лет он был духовником Владимирского благочиния.
Жил в это время отец Николай во Владимире на улице Герцена в доме 33 кв.2.
31 октября 1962 года протоиерей Николай участвовал в
заупокойной молитве по новопреставленному святителю епископу Афанасию (Сахарову).
После Литургии и чина отпевания «Владыка Симон, о. Иосиф, лаврские – о. Кирилл
и о. Платон, владимирские – о. Андрей и о. Николай – проводили Владыку до
могилы. Здесь совершили литию, предали тело земле…» - писала очевидица событий
Е.В. Апушкина[7].
Стремясь вернуться в Александров, где была
похоронена его любимая мать, протоиерей Николай Харьюзов просил архиепископа
Онисима перевести его. К его радости желание это Архиерей поддержал, благо и
александровские прихожане
ходатайствовали о том же, и 20 июля 1963 года отец Николай был назначен в
Троицкий собор вторым священником.
Обладая большой эрудицией и даром слова, протоиерей Николай Харьюзов с 1945 по
1949 год, а также с 1956 года по день смерти состоял сотрудником Журнала
Московской Патриархии. Проповедуя в храмах, он усердно сеял слово Божие в
сердцах своей паствы. Отличительными качествами его души были простота,
незлобие, смирение и жизнерадостность, чем он снискал любовь и уважение у прихожан и сослужителей алтаря. Своё
пастырское служение батюшка нёс с усердием и любовию до последнего дня жизни.
Последние дни жизни
В понедельник 9 декабря 1963 года в 17 часов 20 минут
протоиерей Николай Харьюзов пришёл в Троицкий собор для служения в честь иконы Божией Матери,
именуемой "Знамение". Еще в дороге он почувствовал себя плохо, но всё
же не вернулся домой.
Настоятель собора священник
Андрей Бородачёв вспоминал, что услышав стон вошедшего в алтарь священника, подошёл
к нему. «Умираю, в дыхательном пути стоит как будто карандаш» - сказал отец Николай.
Тотчас позвали имевшего фельдшерский опыт протодиакона Сергия Зензивеева, который
расстегнул ворот подрясника отца Николая и дал ему нюхать нашатырный спирт. Приступ
прекратился, и через несколько
минут отец Николай, надев епитрахиль, подошел к Престолу. На слова протоиерея
Андрея: «Вам нужен покой, идите домой», он продемонстрировал, как легко дышит,
и сказал, что болей нет. Нo вскоре приступ повторился, и
протодиакон увел отца Николая в крестильное помещение. Вызвали скорую помощь.
Приехавшая через полчаса врач
определила отравление, промыла желудок и сделала укол морфия. священника
отвезли домой, но состояние его ухудшалось. В 10 часов вечера опять вызвали
врача. Прослушав больного, та заявила: "бронхит" и уехала, в то время
как отец Николай начал задыхаться. Присутствовавший при этом протодиакон
Сергий, слышавший неправильное заключение врача о болезни, побежал вызывать
снова машину скорой помощи, поняв, что у отца Николая начался отёк лёгких.
Около часа ночи батюшку
увезли в местную больницу, и мало было надежды, что его довезут живым. В
больнице врачи наконец установили правильный диагноз: инфаркт миокарда и отёк правого
лёгкого.
Необходим был полный покой,
но о. Николай не мог спокойно лежать и даже вставал открывать форточку. С сердцем
ему стало лучше, но не прекращалась рвота с кровью. Незадолго до смерти батюшка
стал терять сознание, но временами вскакивал со словами: "Пустите, пойду в
храм служить". Отец Николай стремился домой, желая участвовать в
богослужении на день своего Ангела - Святителя Николая.
12 декабря 1963 года в 7 часов утра на 64-м
году жизни протоиерей
Николай Александрович Харьюзов скончался на руках у дочери от инфаркта сердца.
Поминовение
13 декабря александровские священнослужители
привезли почившего в храм, облачили по чину, и отслужили великую панихиду. В
субботу панихида была отслужена дважды: после Литургии и соборно – после
всенощного бдения, при большом стечении народа.
В воскресенье 15 декабря за ранней Литургией настоятель храма в проповеди сказал кратко о
жизни и духовных качествах преставившегося ко Господу протоиерея Николая
Харьюзова.
После поздней Божественной Литургии при массовом стечении верующих в
Троицком соборе города Александрова был совершен чин отпевания. На него остались все прихожане,
бывшие за поздней литургией, стояли со свечами. Несмотря на длительность чина
(почти три часа), никто не оставил храма до конца. На молитву об усопшем собралось шестеро священнослужителей: протоиерей
Алексей Громов и священник Феодор Адельфин от Владимирского Епархиального Управления; заштатные городские
священники прот. Андрей Сергиенко и прот. Леонид Розанов, настоятель Троицкого
собора священник Андрей Бородачёв и протодиакон Сергий Зензивеев.
Перед совершением чина отпевания настоятель собора огласил письмо Высокопреосвященнейшего Онисима Архиепископа Владимирского и Суздальского, в котором Владыка говорил о трудностях жизненного пути усопшего и отмечал его великое терпение и благодушие в перенесении с полным пониманием своего пастырского служения: «Он был светлой личностью в жизни церковной и в нашей жизни, научая и назидая нас своим пастырским словом».
Во время отпевания над гробом усопшего произнёс речь
протоиерей Алексей Громов.
С пением канона
"Помощник и Покровитель" гроб руками священнослужителей был обнесён внутри
храма, в притворе отслужена краткая панихида, после чего тело отца Николая вынесли
из храма и гроб установили в автобус. Множество народа пошло на кладбище, чтобы
проводить священника в последний путь.
У могилы иерей Андрей Бородачёв и протодиакон Сергий
Зензивеев отслужили последнюю литию. С пением «Святый Боже» гроб протоиерея
Николая Харьюзова опустили в землю рядом с прахом любимой "мамочки",
как он всегда её называл - Ларисы
Флавиановны.
Настоятелем Троицкого собора о. Андреем Бородачёвым
был написан некролог, опубликованный позже в Журнале Московской Патриархии,
многолетним сотрудником которого был почивший.
Источники: Некролог и
рапорт о кончине, написанные прот. Андреем Бородачевым.
Документы
из личного дела в архиве Владимир. епархии.
Следственные
дела из ГАРФа: ф.10035 оп.1 д. № П-22897 т.1 и д. № П-22897, т.1
[1] Младший брат Николая
Владимир родился в
[2] Сейчас – Маньковский район Черкасской области
[3] Стал геодезистом-топографом, жил позже в Казани
[4] С отличием окончив школу и торговый техникум, работала в Даниловском универмаге в Москве
[5] На место самого отца Николая, в Успенскую церковь с. Гжель 31 октября был назначен его тесть, протоиерей Леонтий Гримальский
[6] Название «Щербаков»
Рыбинску было дано с 1946 по
[7] Епископ Стефан (Никитин): Жизнеописание, документы, воспоминания / диак. Д.Пономаренко, - М.: Изд-во ПСТГУ, 2010, с. 624